Последняя тайна Набокова
Кедров-Челищев
Прощальная статья К.Кедрова в "Известиях" под руководством Игоря Голембиовского перед разгромом редакции по приказу Черномырдина, приказавшего Лукойлу, а затем Онэксим -банку перекупить акции газеты и сместить Игоря Голембиовского. После статьи К.Кедров вместе с Голембиовским и Лацисем покидает редакцию.

ПОСЛЕДНЯЯ ТАЙНА НАБОКОВА

Известно, что Владимир Набоков весьма критически относился к религии и дешевой мистике. Ему было близко шекспировское ощущение жизни как некой загадки, головоломки, шарады, над которой интересно поломать голову в досужее время. Впрочем, разгадка частенько оказывалась довольно злой даже в его романах. В поисках успеха писатель долгое время маскировал свои сокровенные мысли под тот или иной традиционный сюжет. Однако после головокружительного успеха «Лолиты» открылась наконец-то возможность дорогою свободной идти туда, куда влечет свободный ум. Степень свободы нарастала по мере приближения к неизбежному для всех жизненному финалу. Именно в эти годы Набоков написал три романа один загадочней другого. «Бледное пламя», «Ада», «Прозрачные вещи». На русском языке эти романы стали доступны читателю в переводах Сергея Ильина. Однако россиянам сейчас, видно, не до Набокова. Иначе чем объяснить ошарашенное молчание критики после выхода трех романов. Рецензии, конечно, появились, но, скорее всего, они носят информативный характер.
Дело в том, что эти вещи намного опережают время и по-настоящему будут поняты в следующем веке. Набокова и раньше никто и никогда не считал писателем современным. Все понимали, что он откуда-то из другого времени и пространства. А может быть, и совсем из другой галактики. Только «Машенька» и «Другие берега» да еще его ностальгическая поэзия как-то привязаны к этой земле. Остальные романы написаны тем самым «агностиком», Цинциннатом, которого даже казнить нельзя из-за полной нематериальности его тела.
Если Набокова интересовало что-то всерьез на протяжении всей его жизни, так это возможность создать такую иллюзию, которую нельзя отличить от реальности. Иногда он называл это игрой в «нетки» или эффектом «камеры обскура», а в последних романах это образ бледного прозрачного пламени и таких же прозрачных, словно нематериальных вещей. Он даже жизнь свою в последние годы превратил в некую непроницаемую прозрачность (не путать с призрачностью) для окружающих. С одной стороны, о нем вроде бы известно все, а, по сути дела, неизвестно ничего.
Да, он щедро наделил литературных героев свойствами своего характера. Лужин, как Набоков, одержим шахматами и всю свою жизнь видит как серию шахматных этюдов, то красивых, то неудачных. Пнин - тоже биографический образ. Преподает русскую
литературу в американской глубинке каким-то оболтусам. Страшно дорожит своим местом и в конечном счете его теряет. О Гумберте ни слова, чтобы не бросить тень на автора; но уж детская-то влюбленность двух тинейджеров, конечно, не выдумка.
Бедный агностик Цинциннат, обвиненный всеми в нематериальности, это уж точно Набоков, которого обвиняли все во всем. Божок русской литературной эмиграции Адамович отказал Набокову в праве называться русским писателем, поскольку тот-де полностью попрал все традиции нашей классики. Набокову после этого ничего другого не оставалось, как покинуть место казни вместе с Цинциннатом и основать свое незримое королевство в тихой Швейцарии.
«Бледное пламя», где король-изгнанник одновременно профессор литературы в американском захолустье и великий поэт, пишущий свою зеркальную поэму на
карточках, - это, конечно, тоже Набоков. Королевство одновременно похоже на предреволюционную Россию и на предфашистскую Германию. И как всегда у
Набокова, не то это театральные декорации, не то действительно замок. Пуля убийцы в конце концов настигает профессора-короля-поэта, как настигла она отца Набокова.
Не менее загадочна волшебная страна Россия-Европа-Америка, куда Набоков переселил
всех своих героев в романе «Ада», с ее водяными лифтами и какими-то клепсидрофонами. По сути дела, он верил только в одну реальность, имя которой воображение. Он изучал бабочек и даже открыл неизвестный науке вид этих фантастических созданий Бога, более других существ похожих на ангелов. Однако безжалостная наука с психоанализом Зигмунда Фрейда вторглась и в это царство. Оказывается, в своих фантазиях человек несвободен. И здесь господствуют какие-то нелепые законы, совершенно чуждые человеку. Полемизируя с Фрейдом почти в каждом романе, Набоков все же не мог уйти от одной и той же закономерности. В конце романа обязательно возникал убийца или самоубийца. И это был сам герой. То, что преступление гнездится в душе каждого человека, знал и Достоевский. Набоков с этим не спорил. Он лишь отрицал, что можно найти какую-то разумную мотивировку совершенного преступления. В каждом человеке таится его двойник-убийца. Иногда он отделяется от своего носителя, и тогда героя убивает кто-то другой, а по сути дела, его двойник («Бледное пламя»). В других случаях убийца не покидает тело своего двойника, и тогда проходит самоубийство («Прозрачные вещи»).
В сомнамбулическом состоянии герой убивает свою возлюбленную, а потом, выйдя из сумасшедшего дома, он как загипнотизированный движется по следу своего преступления, пока оказывается в том самом отеле, в том самом номере, где уже однажды задушил возлюбленную в припадке сомнамбулизма. Но на этот раз его поглощает пожар от умышленного поджога. Впрочем, не исключена возможность, что отель поджег сам герой.
Набоков глубже всех писателей XX века понял немотивированность зла. Он сумел создать мир, где добра и зла просто нет. Есть человек с его поступками, неотличимыми от сонного наваждения. Его интересует не оценка поступка, а ход шахматного этюда. Причуды человеческой психики теперь коллекционируются писателем, как редкие виды бабочек, насаженных на булавку и усыпленных эфиром.
Мир освобожден от смысла, навязываемого человеком или Богом. Но он продолжает удивлять причудливостью интриги разнообразием психологических миражей. Если бы Набоков был мистиком, его обрадовал бы сам акт иллюзорности всех реалий. Но писатель весьма далек от мистических увлечений века. Миражи интересуют его, как бабочки интересуют энтомолога. Он не изучает, а скорее коллекционирует причуды человеческой психики, не давая им никаких оценок со знаком «хорошо» или «плохо».
Только прямолинейность и пошлость его шокируют. Все остальное в равной мере интересно или неинтересно.
В конце жизни все материальные вещи стали для писателя прозрачными, как бледное пламя свечи. Он сгорал сам и видел теперь, как, в сущности, сгорают любые вещи, даже самые материальные. Иногда пламя вырывается на поверхность, но это лишь в момент кульминации. Чаще вещи горят без видимых язычков пламени, пока не превратятся в
ничто.
Последние романы Набокова похожи на прозрачные кальки, где вместо чертежных линий
только отпечаток от рейсфедера. Чертеж остался где-то там, на грубой бумаге. На кальке остались лишь некие очертания прозрачных вещей.
То же самое произошло с литературным сюжетом. Любой внимательный читатель,
Любой внимательный читатель, поглощающий «Аду», все время чувствует в романе призраки то «Войны и мира», то «Анны Карениной», то «Евгения Онегина»» то всех романов Достоевского. Это какой-то летучий голландец русской литературы, весь заселенный призраками из классики. Может быть, проза Набокова и есть некий элизиум теней, где наконец-то обрели успокоение несметные сонмища героев русской литературы. Нет писателя более современного, чем Набоков, начисто отвергавшего всю современность.
Литературный успех совершенно не коснулся его последних вещей. Их вежливо прочли или не прочли и тотчас попытались забыть. Но не тут-то было. Попробуйте забыть свой самый призрачный и самый фантастический сон. Ничего не получится. С легкостью забывается только банальная реальность. Фантастическое не забывается. Рано или поздно, пусть даже вытесненное на время, оно восстанет из подсознания и сотворит что-нибудь вроде пожара в отеле в «Прозрачных вещах». Поэтому лучше помнить.
Толстой открыл человека святого. Достоевский открыл человека грешного. Набоков открыл человека призрачного, который, как куколка, зреет в душе святого и грешного, но рано или поздно расправит крылья и вылетит, как бабочка, на свободу, оставляя далеко внизу свое земное гусеничное тельце. Чехов писал от лица Каштанки. Толстой – от лица коня Холстомера. Набоков переселился в бабочку, покидающую куколку своего земного тела.

© Copyright: Кедров-Челищев, 2012
Свидетельство о публикации №212082101504
Tags: набоков, тайна

“ Н. В. Гоголя)». В это время знакомится с философом-имяславцем , учеником П. А. Флоренского - А. Ф. Лосевым .

Метаметафора - это метафора, где каждая вещь - вселенная. Такой метафоры раньше не было. Раньше все сравнивали. Поэт как солнце, или как река, или как трамвай. Человек и есть все то, о чём пишет. Здесь нет дерева отдельно от земли, земли отдельно от неба, неба отдельно от космоса, космоса отдельно от человека. Это зрение человека вселенной.

В том же году Кедров написал поэму «Компьютер любви», которая, как отмечает С. Б. Джимбинов , «может рассматриваться как художественный манифест метаметафоризма, то есть сгущённой, тотальной метафоры, по сравнению с которой обычная метафора должна выглядеть частичной и робкой» . Годом позже Кедров выступил с новым манифестом, провозгласив создание группы «ДООС» (Добровольное общество охраны стрекоз).

После этого К. Кедров с 1986 до 1991 года был безработным. В это время ему пришлось продать картины и графику своего двоюродного деда Павла Челищева , полученные в наследство в 1972 году . Теперь эти картины находятся в галерее «Наши художники» на Рублевке. Среди них - портрет бабушки Софьи Челищевой (в замужестве Юматовой), написанный Павлом Челищевым в 1914 г. в родовом имении Дубровка Калужской губернии , принадлежавшем прадеду К. Кедрова, помещику Федору Сергеевичу Челищеву. Портрет опубликован в альбоме «Павел Челищев» галереи «Наши художники» («Петроний», 2006. - С. 35). Там же опубликованы репродукции других картин П. Челищева с указанием «из коллекции Константина Кедрова». В 2008 году на канале «Культура» был показан фильм о Павле Челищеве «Нечетнокрылый Ангел» по сценарию К. Кедрова и Н. Зарецкой, снятый в Москве и в Нью-Йорке .

С 1988 года Кедров начал участвовать в международной поэтической жизни, впервые выехав за границу для участия в фестивале советского авангардного искусства в Иматре (Финляндия) . В 1989 году в издательстве «Советский писатель» вышла монография Кедрова «Поэтический космос», в котором наряду концепцией метаметафоры развивалась, с привлечением широкого литературного и мифологического материала, философская идея метакода - единого кода живого и неорганического космоса. Как отмечает «Литературная газета », в этой книге Кедров:

… придаёт художественным образам наукообразность, облекает поэзию в философию, <…> «расшифровывает» астрономическую символику литературных сюжетов, от Библии до народных сказок, и «открывает» «метакод» - «устоявшуюся систему астрономической символики, общей для разных ареалов культур» .

За это время в «Известиях» опубликованы: первое в России интервью с Натальей Солженицыной , интервью с Главным проповедником Америки и духовником трех президентов Билли Грэмом , серия статей против смертной казни и интервью с будущим главой Комиссии по помилованию при президенте РФ писателем Анатолием Приставкиным , интервью с Галиной Старовойтовой о правах человека и нормах международного права, статьи о ранее запрещенных и полузапрещенных писателях и философах (В. Набоков, П. Флоренский, В. Хлебников, Д. Андреев), а также о неизвестных в то время широкому кругу читателей В. Нарбиковой , Е. Радове и о поэтах андерграунда (Г. Сапгире , И. Холине , А. Еременко, А. Парщикове, Н. Искренко, Г. Айги, А. Хвостенко). После раскола в редакции «Известий» вместе с редактором Игорем Голембиовским перешёл в газету «Новые Известия ».

Отзывы о творчестве

«Константирует Кедров
поэтический код декретов
Константирует Кедров недра пройденных километров.
Так беся современников, как кулич на лопате,
Константировал Мельников особняк на Арбате
Для кого он горбатил? Сумасшедший арбайтер…»

Критика

Награды

СМИ о нобелевской номинации Кедрова

Несмотря на то, что списки номинантов на Нобелевскую премию нобелевским комитетом не публикуются 50 лет с момента номинации , и факт номинации подтверждён достоверными источниками быть не может, ряд средств массовой информации спекулирует на теме номинаций. Так, о Константине Кедрове сообщали:

• . Эхо Москвы (13.10.2005). .
• . РБК (2 октября 2003). .
• . REGNUM . .
• . NEWS.ru.com (2005). .
• на YouTube - ОРТ , 2003
• . НТВ (02.10.2003). .
• . «Культура » (04.01.10). .

Также режиссёром Татьяной Юриной снят фильм на YouTube , положительно-восторженно освещающий данную тему.

Международные конференции, семинары и фестивали

Галерея

Или К.Кедров полн.собр.поэзии 2002.jpg

Сборник стихов «ИЛИ».

Поэтический космос К.Кедрова 1989худ.А.Бондаренко.jpg

Монография «Поэтический космос» (1989).

Avtograf K.Kedrova v kabinete Lubimova 2001.jpg

Автограф Кедрова.

Posol USA D.Baerli poet K.Kedrov U.Lubimov 15iul 2009 Taganka.jpg

Посол США Дж. Баерли, К. Кедров и Ю. Любимов.

Основные работы

Книги

• Поэтический космос. - М.: Советский писатель, 1989. - 333 с.
• Компьютер любви. - М.: Художественная литература, 1990. - 174 с.
• Утверждения отрицания. - М.: Центр, 1991.
• Верфьлием. - М.: ДООС, 1992.
• Вруцелет. - М.: ДООС, 1993.
• Гамма тел Гамлета. - М.: Издание Елены Пахомовой, 1994.
• Или он или Ада или Илион или Илиада. Вечера в Музее Сидура. - М., 1995.
• Улисс и Навсекая. - М.: Издание Елены Пахомовой, 1998.
• Метаметафора. - М.: ДООС, 1999. - 39 с.
• Энциклопедия метаметафоры. - М.: ДООС, 2000. - 126 с.
• Параллельные миры. - М.: АиФ принт, 2001. - 457 с.
• Инсайдаут. - М.: Мысль, 2001. - 282 с.
• Ангелическая поэтика. - М.: Изд-во ун-та Н. Нестеровой, 2001. - 320 с.
• За чертой Апокалипсиса. - М.: АиФ принт, 2002. - 270 с.
• Или (Полное собрание. Поэзия). - М.: Мысль, 2002. - 497 с.
• Сам-ist-дат. - М.: ЛиА Руслана Элинина, 2003.
• Метакод. - М.: АиФ принт, 2005. - 575 с.
• Философия литературы. - М: Художественная литература, 2009. - 193 с. ISBN 978-5-280-03454-9 .
• Дирижёр тишины: Стихи и поэмы. - М.: Художественная литература, 2009. - 200 с.
• Аль Маргарита , Кедров Константин. Утверждение отрицания. - М .: ЛИА Р. Элинина, 2009. - 152 с. - 500 экз. - ISBN 5-86280-073-5 .

Драматургия

• «Ура-трагедия» 1966 г.
• «Голоса»-роман-пьеса 2005г
• К.Кедров Ю.Любимов «Посвящение Сократа» мистерия. Премьера в Афинах у Парфенона в 2001 и в театре на Таганке
• Приношение Шекспиру трилогия: Уярб-Буря

Публикации

• НГ EX Libris 10.09.2009 Тенистые тропы. (Об экспериментах с приставкой «мета»).
• НГ EX Libris 09.04.2009 Наша Белая книга. Переписка с А.Парщиковым 2001
• Новая семантика ОБЭРИУТЫ и Хлебников
• Статьи в «Известиях», «Новых известиях», «Русском курьере»
• НГ EX Libris 24 июля 2008 Интервью М.Бойко с К.Кедровым «Асудьи кто? Нужны истолкователи»
• Фрагменты Стенограмм защиты докторской в Институте философии РАН
• Лекции по Метакоду в Институте Истории Культур УНИК
• Научно-Культурологический журнал 10.11.2009 Латвия «Звездное небо внутри нас»

Напишите отзыв о статье "Кедров, Константин Александрович"

Примечания

Отрывок, характеризующий Кедров, Константин Александрович

Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.

На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu"il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n"avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n"avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C"est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n"avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n"ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu"est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n"etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.

От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.

После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.

Иерархические структуры (рис. 1.5 б - д ) представляют собой декомпозицию системы в пространстве. Все компоненты (вершины, узлы) и связи (дуги, соединения узлов) существуют в этих структурах одновременно (не разнесены во времени). Такие структуры могут иметь не два (как для простоты показано на рис. 1.5 б и в ), а большее число уровней декомпозиции (структури­зации).

Структуры типа рис. 1.5 б , в которых каждый элемент нижеле­жащего уровня подчинен одному узлу (одной вершине) вышестоя­щего (и это справедливо для всех уровней иерархии), называют древовидными структурами, структурами типа "дерева", структурами, на которых выполняется отношение древесного порядка, иерар­хическими структурами с "сильными" связями.

Структуры типа рис. 1.5 в , в которой элемент нижележащего уровня может быть подчинен двум и более узлам (вершинам) выше­стоящего, называют иерархическими структурами со "сла­быми" связями.

Иерархическим структурам, приведенным на рис. 1.5 б и в , соот­ветствуют матричные струк­туры рис. 1.5 е , ж . Отношения, имею­щие вид "слабых" связей между двумя уровнями на рис. 1.5 в , по­добны отношениям в матрице, образованной из составляющих этих двух уровней на рис. 1.5 ж .

Наибольшее распространение имеют древовидные иерархические структуры, с помощью которых представляются конструкции сложных технических изделий и комплексов (рис. 1.6), структуры классификаторов и словарей, структуры целей и функций, производствен­ные струк­туры (рис. 1.7), организационные структуры предприя­тий.

Иерархии со "слабыми" связями применяют в тех случаях, когда цели сформулированы слиш­ком близко к идеальным устремлениям и недостаточно средств для их реализации, для представ­ления некоторых видов организационных структур (например линейно-функциональные струк­туры, вертикальные связи в структуре управления государством на рис. 1.14).

Рис. 1.6. Древовидная иерархическая структура конструкции сложных технических изделий и комплексов

Рис. 1.7. Древовидная иерархическая организационная структура предприя­тия

В общем случае термин иерархия (от греческого "ιεραρχια") шире, он означает соподчинен­ность, порядок подчинения низших по должности и чину лиц высшим, возник как наи­менование "служебной лестницы" в религии, широко применяется для характеристики взаимоотношений в аппарате управления го­сударством, армией и т.д., затем концепция иерархии была рас­пространена на любой согласованный по подчиненности порядок объектов.

Поэтому, в принципе, в иерархических структурах важно лишь выделение уровней соподчи­ненности, а между уровнями и между компонентами в пределах уровня, в принципе, могут быть любые взаимоотношения.

В соответствии с этим существуют структуры, использующие иерархический принцип, но имеющие специфические особенности, и их целесообразно выделить особо.

Любая современная организация, будь то коммерческая фирма, промышленное предприятие или чтобы достичь поставленных перед собой целей, должна иметь понятную и четкую структуру управления. Если отталкиваться от определения, то система управления организации - это совокупность взаимосвязанных и взаимозависимых друг от друга подразделений и отдельных физических лиц, замещающих те или иные должности, которые не только находятся в положении «начальник - подчиненный», но и самым непосредственным образом оказывают влияние на развитие данной организации.

Система создается не одномоментно, это достаточно длительный процесс, включающий в себя следующие основные этапы:

1. На первом этапе руководящее ядро определяет, какая именно будет создана: иерархическая структура, функциональная или прямого подчинения.
2. Второй этап включает в себя создание и наделение полномочиями основных структурных компонентов, таких как непосредственно аппарат управления, программы, подразделения.
3. Наконец, на третьем этапе происходит окончательное перераспределение властных полномочий, обязанностей и ответственности. При этом все эти полномочия желательно закрепить в виде положений о тех или иных подразделениях и должностных инструкциях.

Хоть на сегодняшний день известно достаточно много типов структур управления, одним из наиболее популярных является иерархическая структура управления. Она была теоретически обоснована и экспериментально обкатана еще в начале ХХ века американским социологом В дальнейшем большинство ученых занималось в основном тем, что находило все новые и новые этой системы.

Иерархическая система управления базируется на следующих принципах:

1. Вся система управления представляет собой пирамиду, каждый нижестоящий уровень которой подчиняется вышестоящему и контролируется им.
2. Иерархическая структура подразумевает четкое разделение полномочий между уровнями. При этом вышестоящий уровень несет более высокую ответственность по сравнению с нижестоящим.
3. Труд в любой организации, которая управляется в соотвествии с иерархическим принципом, должен быть четко разделен между ее работниками, которые специализируются только в рамках выполняемых ими функций.
4. Любая деятельность в учреждении с иерархической структурой управления должна быть стандартизирована и формализована. Тем самым будет достигаться лучшая координация деятельности работников, повысится уровень их управляемости.
5. Найм на работу должен производиться только в соотвествии с к работнику. При этом, помимо профессиональных качеств, необходимо обращать внимание на то, насколько хорошо управляем этот работник и насколько он сам готов к роли управляющего.

Иерархическая структура подразумевает, что всех работников организации можно причислить к одной из трех основных групп - руководителям, специалистам и исполнителям. При этом, так как все организации по своему управленческому типу очень похожи друг на друга, менеджеры могут воспользоваться опытом своих коллег, чтобы сделать свою структуру управления более оптимальной.

Основными видами иерархических структур управления следует считать линейную структуру, где все основные нити сконцентрированы в руках у начальника, функциональную, когда каждое подразделение организации занимается выполнением определенной функции, а также смешанный тип управления, где наряду с линейным аппаратом существует разветвленная иерархия различных функциональных групп.

В любом человеческом сообществе есть иерархия. Иногда она гипертрофирована (например, военные организации), иногда не слишком явна (любые частные группы людей). Как вы относитесь к этому явлению? Сразу ли видите иерархию в новом сообществе, в которое входите? Обращаете ли внимание на нее или не замечаете вовсе? Как вы определяете свое место в ней (или не определяете вовсе)? Как эмоционально воспринимаете наличие данного явления в сообществах?

Для меня это крайне сложный и даже проблемный вопрос. Эмоционально у меня резкое неприятие, в сторону отвращения. Чисто практически это бывает полезно, т.к. в чем-то упрощает взаимодействие между людьми, создает "протокол". Но я лично не желаю вписываться ни в какие установленные мне извне рамки и ходить "проторенными дорожками" мне тоже не интересно. А всякая "подковерная возня" с вылизыванием ануса "боссам" меня выносит в тотальное омерзение.

Мой первый опыт знакомства с иерархией (из того, что помню) был в детском саду, младшей группе. Там была уродливая жирная воспиталка, которая поощряла любимчиков, которые всячески лебезили перед ней и расчесывали ее противные кучерявые короткие волосы (почему-то это особенно запомнилось). Я уж не помню за что именно, но меня она гнобила очень сильно, вплоть до раздевания до трусов и установки меня в круг перед моими сородичами в знак "позора" (кажется, я не спал в тихий час или типа того). И оттуда я помню, как нейтральные дети превращались вмиг в свору под ее науськиванием и это было страшно и уродливо. Я помню смутно какие-то ее попытки заставить меня вписаться в круг "правильных" - она даже предлагала погрызть ее ногти (я грызу свои ногти). Но получается, я все равно выпадал из иерархии, если только роль изгоя не считать тоже частью иерархии. Наверно можно считать, но это все равно нечто пограничное, т.к. ты можешь делать что угодно и быть внезапным. Но тебя постоянно "кусают" все, это такая плата за право быть себе на уме.

Комментарии

• Как вы относитесь к этому явлению? Сразу ли видите иерархию в новом сообществе, в которое входите? Обращаете ли внимание на нее или не замечаете вовсе? Как вы определяете свое место в ней (или не определяете вовсе)? Как эмоционально воспринимаете наличие данного явления в сообществах?

  Доставляет удовольствие ее обходить. Вижу достаточно быстро. Обычно значение имеет как раз неявная иерархия. Место зависит от того, где мне удобнее, какие задачи в данной конкретной структуре. Как явление - это неотъемлемая принадлежность сообществ. Бесят жесткие виды - армия, гос.структуры.

Давайте сверим терминологию.
Иерархия - это схема по аналогии с пирамидой, когда с подъемом на более высокий уровень возрастает некое качество у тех, кто на этом уровне находится. Так?

Насколько помню из социальной психологии, более адекватной является не иерархическая модель, а ролевая. Иерархия предполагает некий спектр, некий градиент, когда есть крайние точки. Ролевая модель не предполагает крайних точек как таковых и может быть даже циркумлексной (как в случае с колесом Плутчика: спицы есть и можно фиксировать их определенным образом, создавая частные иерархии, но сама модель предполагает именно цикличность и равноправность)...
Так вот, каждая роль имеет свои достоинства и недостатки, точно так же, как личность каждого человека имеет свои сильные и слабые стороны. Когда роль накладывается на личностные особенности, получается, что кому-то проще играть роль, а кому-то сложно. Хотя роль изгоя в целом оценивается негативно, у этой роли есть своя философия, своё мировосприятие, своя этика, в которой можно себя обрести.

Если же говорить о тех сообществах, которые строго иерархически организованы, то с одной стороны, да, они существуют и функционируют по определенным законам. Если эти законы понимать и не пытаться против них бунтовать, можно избавить себя от лишних проблем. Может статься, что иерархичность в целом вызывает больше проблем и человек чувствует себя комфортно в неиерархических сообществах - тогда просто следует на этапе знакомства с сообществом выявить его устройство и отказаться от завязывания стойких отношений, раз по определению у личности нет ресурса для их образования. На вкус и цвет все иерархии разные. 8-|

Хмм. Мне кажется, это параллельные штуки, которые иногда пересекаются, иногда нет. Надо подумать..

Иерархия - это что-то про власть. Роли - нет (не только). Я все же про первое. Тема ролей тоже интересна, но не вызывает таких бурных негативных эмоций.

Люц, возможно, Вы не видите иерархий в сообществах? Я не то чтоб их всегда четко фиксирую, но постоянно ощущаю их наличие. В любых сообществах. Даже в группе друзей возникает эта хрень, только в очень мягкой форме. Может, это как раз мой баг, что я вижу это, и на самом деле нет никакой иерархии? :-@

Такое искажение мировосприятия. Вот и интересно будет (мне) покопать, отчего ж у меня так?

Еще, может, иерархическая структура включает в себя разные роли? Т.е. роли играются с коррекцией на иерархическое положение в обществе? Скажем, роль "мать" играется несколько по-разному в зависимости от того, самка это президента или мать-одиночка с небольшими случайными заработками и живущая в Купчино.

Эх, моя тема. Общество, сообщество, группы и так далее. Иерархию понимаю сразу, кто на престоле, кто кому лижет, кто на кого стучит. Но меня это не бесило никогда, наоборот, интересно было сам механизм изучить. До недавнего момента во все сообщества, к которым я так или иначе принадлежала, я погружалась с головой, отождествлялась с атмосферой и отношениями, где-то у меня в воротах прописана и ассимиляция, и жертвенность. Осознанности не было и я находилась в этих сообществах до перенасыщения, до тошноты и уже от верха разочарования сваливала оттуда.

Сейчас судьбу не испытываю, уважаю свою внутреннюю тему, пришла в коллектив, "понюхала", если не резонирует, что-то не устраивает, сразу ухожу, времени не теряю. Тем более, что пространство меня в этом поддерживает, картинки мне по внутренней связи посылает, образы, чтоб понятнее стала именно сама иерархия.

Когда речь идет о детях, в детском садике или школе, плакать хочется от рассказов про подавление. Когда училась моя дочь, проходила эту историю, ставила на место учителей и зауча. Не знаю, насколько мне это удалось, но моя дочь сделала правильные выводы.



:)

• Valchonok, а удовольствие какого рода, на что похоже? И что значит "обходить" (не вписываться? обхитрить и перепрыгнуть ступеньку? или?)

  Удовольствие обхитрить, перепрыгнуть ступеньку; не подчиняться ей (иерархии), а подчинить себе; не соблюдать правила, а устанавливать их.

  И чем бесят жесткие структуры?

  Вызывают чувство бессилия и необходимости действовать по чужим, зачастую маразматичным, законам.

  хмм. Мне кажется, это параллельные штуки, которые иногда пересекаются, иногда нет.

  Я тоже так думаю. Иерархия всегда есть, не все ее видят. Это совершенно не отрицает распределение ролей на той или иной ступени.
  

Iris, а Вы как видите иерархии и роли, как они связаны?

• Эээ.. А что конкретно смущает и вызывает отвращение?

  наличие этой структуры. Как будто это некое аксиоматическое состояние человеческих сообществ. И если я не буду в этом участвовать, я не смогу никогда быть полноценным членом сообществ людей. И вот это обязательное условие злит, как будто мне выкатывают ультиматум сразу же на входе. Такое поведение вызывает во мне протест и желание послать их к черту сразу же. Чем я по большей части и занимаюсь, так и оставаясь изгоем %))

  
  

  Ну вот вы приходите на работу(институт/школу/кружок вязания) и вас сразу начинает отвращать, что начальник (преподаватель) стоит в данный момент(ситуации) выше вас на иерархической ступени?

  и что есть люди, стремящиеся лезть по этим ступеням, и что есть те, кто пристроился на своей ступеньке и сидит довольный - мол моя хата с краю, я омежка :) но больше, конечно, злит то, о чем я выше написал - т.е. нацеленность на меня, попытки поработить меня чужой структурой. а что там делают другие - это их проблемы, меня не особо волнует.

  И что вы предлагаете? Равенство и братство с великой анархией? Ну типа приходят люди в ГазПром и все одинаковы с их ролями и зарплатами? :)

  о нет, я ничего не предлагаю делать с устройством сообществ, я пока не в революционном настроении %)) я предлагаю просто подумать об этом, посмотреть на данный кусок мироустройства чуть со стороны, подумать, что же в этом такого цепляющего и вызывающего сильные эмоции (тем, у кого вызывает. кому пофиг - проходите мимо)

Нууууууууууу)))
лично меня в последнее время очень тянет как раз в иерархичные структуры, внезапно, причем в качестве исполнительного звена или самостоятельной отдельно стоящей единицы - стала остро ощущать нехватку внутренней самоорганизации (здравствуй, мой полностью открытый корень)

то есть у меня есть сильная потребность в отцовской фигуре, но не подавляющей, а токмо направляющей и немного контролирующей

хотя в принципе я легко встраиваюсь в сообщества любого типа, главное, чтобы это помогало мне решать мои собственные задачи, а моя роль в иерархии меня при этом занимает в последнюю очередь.

если сообщество перестало удовлетворять решению моих задач - ухожу вообще не парясь, то есть у меня степень эгоцентризма тут запредельная

• Как будто это некое аксиоматическое состояние человеческих сообществ.
  ...
  избыточное цитирование! см.
  ...
  еще злит, что тебя начинают другие тоже сходу оценивать и куда-то вписывать. Вроде б и ладно, какое мне дело, что у кого в голове, а поди ж ты - беспокоит..

  Ну как бы тут не в иерархии-то по сути дело, мягко говоря. Иерархия суть структура распределения определенных социальных ролей. Человеческие же существа, они так или иначе лезут свечку там подержать, оценить (по внешнему виду как минимум, а там и по уму мб) и поиграть :D

  и что есть люди, стремящиеся лезть по этим ступеням, и что есть те, кто пристроился на своей ступеньке и сидит довольный - мол моя хата с краю, я омежка но больше, конечно, злит то, о чем я выше написал - т.е. нацеленность на меня, попытки поработить меня чужой структурой. а что там делают другие - это их проблемы, меня не особо волнует.

  Ну вот кто-то впрягся в игру за социальные плюшки и лезет по иерархии вверх. Как вас это задевает? Чем вы лучше-то тогда, коли тоже решили индивида "посчитать" и по своей стратегии поведения оценить?

  Ну и на самом деле вряд ли некто конкретно вас желает порабощать и навязать свою структуру. Есть некое общество со своим уставом, если вам туда надо, ну как бы сам бог велел уставчик полистать, если не надо, то не думаю, что это общество так нуждается в новом члене (хотя конечно всякое бывает). Ну как бы тут равноценный обмен, за плюшку надо придерживаться определенной стратегии поведения, а коли нет глазок, то и нет мультиков.

  (тем, у кого вызывает. кому пофиг - проходите мимо)

  Ааа, ну звыняйте, пошла я тогда с миром.. :D

Так, хорошо. Вообще, иерархии - это по определению жестко зафиксированные вертикальные отношения, когда один подчиняет, а другой подчиняется. Причем фактически у руководителя далеко не всегда ответственности больше, чем у подчиненного (она у каждого своя - это можно сказать точно).

При этом, есть, например, формат коллегиальных органов управления, в которых даже может не быть регулярных лидеров и будет закреплено правило рандомного управления (формальное, и тем не менее). Тогда как раз будут проявляться психологические нюансы и ролевые позиции в сообществе. Собственно, потому и обращаю внимание на ролевой подход в изучении социальных групп.

Мне ещё вот что интересно: вот это неприятие иерархий - это стремление их уничтожить на корню и комфорт в неком состоянии, когда иерархий нет (в одиночестве? или как?)?? Или это неприятие жестких иерархий, непластичных, закостенелых? Или искусственно создавшихся? Складывается впечатление, что мы обсуждаем неформальные иерархии. Или всё-таки формальные (документально закрепленные)? Одно дело, когда есть бамажка и тебя в неё могут ткнуть, а другое дело, когда бамажки (установленного извне закона) нет и всё организуется "как бы самой собой" (сообразно внутреннему закону).

P.S. На правах офф-топа: растянуть круг в последовательность ступеней - в том же Зодиаке - можно всегда, а вот свернуть ступени в круг, чтобы конечная точка стыковалась с начальной - это ой как непросто. Собственно, вокруг всего этого и строятся дебаты о, например, спиралевидном течении времени.

• т.е. нацеленность на меня, попытки поработить меня чужой структурой.

  Что-то у меня тут возникает ассоциация с неуловимым Джо, которого нахрен не сдалось никому ловить.

  В принципе согласна с этим.

  Ну и на самом деле вряд ли некто конкретно вас желает порабощать и навязать свою структуру. Есть некое общество со своим уставом, если вам туда надо, ну как бы сам бог велел уставчик полистать, если не надо, то не думаю, что это общество так нуждается в новом члене (хотя конечно всякое бывает)...

  Если меня не устраивает уставчик, так я туда и не лезу. Косяк в том, что, например, с гос.структурами мы время от времени вынуждены сталкиваться, и тут этот принцип уже не катит.

• Мне ещё вот что интересно: вот это неприятие иерархий - это стремление их уничтожить на корню и комфорт в неком состоянии, когда иерархий нет (в одиночестве? или как?)??

  пугает, когда нечто так тотально и без вариантов. иерархия выстраивается среди людей всегда, с пещерных времен. и это нечто не меняющееся. конечно, было бы интересно, как было бы устроено общество без иерархий. но это настолько вшито в данный вид, что фиг представишь! нужно стать инопланетянином негуманоидом как минимум, чтобы узнать другие формы взаимодействий.

  Или это неприятие жестких иерархий, непластичных, закостенелых? Или искусственно создавшихся?

  ну это тоже, тут еще раздражение из-за опримитивливания в общем-то непростой структуры, перфекционистское раздражение на неумелость.

  Складывается впечатление, что мы обсуждаем неформальные иерархии.

  да, больше это интересует.

Ну если развивать и углублять мысль, то как любят говорить в интернетах: "чемодан-вокзал.."(с) Т.е. принцип он все равно един, просто чем обобщенней брать, тем и нюансов больше. А так чтобы всем было хорошо, увы, такого еще не придумали. И опять же тут дело не в принципе структурирования общества. А самих членах и сложившейся культуре.

• Если меня не устраивает уставчик, так я туда и не лезу. Косяк в том, что, например, с гос.структурами мы время от времени вынуждены сталкиваться, и тут этот принцип уже не катит.

  это нормальная реакция, если в принципе наличие иерархической структуры (которая есть в любой группе людей, как мы выяснили выше) не вызывает жесткой стойки.

  короче, я инопланетянин.
  :( |)